Подобное положение изменилось в 1917–1920 гг., когда по основным городам страны, особенно Рио-де-Жанейро и Сан-Паулу, прокатилась волна крупных забастовок. В основе этого забастовочного «цикла» лежали два фактора: во-первых, рост дефицита вследствие потрясений, вызванных Первой мировой войной и спекуляцией продовольствием, а во-вторых, — революционная волна в Европе, начавшаяся после Февральской революции и последовавшей за ней Октябрьской революции 1917 г. в царской России. Рабочее движение стало вызывать беспокойство, и информация о нем заняла первые страницы газет.
Трудящиеся не собирались революционизировать общество, они лишь хотели улучшить условия жизни и получить минимальные права. Конечно, это не означает, что многие из них не были заворожены мечтой об эгалитарном обществе. В исторической памяти бразильцев более всего запечатлелась одна из трех всеобщих забастовок того периода, происшедшая в июне-июле 1917 г. в Сан-Паулу; она запомнилась настолько, что все внимание, как правило, приковано лишь к ней, оставляя за кадром более широкую панораму социальных движений.
После 1920 г. стачечная волна постепенно сходит на нет — как из-за трудностей на пути к успеху, так и из-за репрессий, которые обрушились в основном на рабочих лидеров-иммигрантов, игравших важную роль в качестве организаторов забастовок. Многие из них были высланы из страны.
Было бы преувеличением сказать, что накануне стачечной волны 1917–1920 гг. государство демонстрировало полное отсутствие интереса к регулированию трудовых отношений или к процессам синдикализации трудящихся. Однако лишь в ходе забастовочного движения оно серьезно задумалось о необходимости принятия соответствующего законодательства. Основные предложения по этому вопросу возникли в стенах Конгресса и были объединены в единый проект трудового кодекса, предусматривавшего восьмичасовой рабочий день, ограничение труда женщин и подростков, отпуск по беременности. Проект подвергся нападкам и хозяев предприятий, и большинства депутатов. В нем остался лишь один, принятый в 1919 г., закон, который регулировал возмещение ущерба при несчастных случаях на производстве.
В 1920-е гг., на фоне угасавшего рабочего движения, возникли ясные свидетельства того, что государство предприняло действия по регулированию трудовых отношений: было принято законодательство, предоставлявшее трудящимся минимальные права. В этом плане большое значение имели два закона: о предоставлении двухнедельного отпуска работникам, занятым в торговле и промышленности (1925), и об ограничении труда подростков. Однако же применение закона об отпуске зависело от дальнейшей законодательной регламентации, и вплоть до 1930 г. в сфере промышленности он не применялся из-за противодействия хозяев предприятий.
В начале 1920-х гг. в анархистском движении возник кризис. Несмотря на бурный характер забастовок, их весьма незначительные результаты породили сомнения в действенности концепций, отстаивавшихся этим движением. В то же время из-за границы в Бразилию проникали известия о разрыве анархистов и коммунистов, одержавших победу в России.
Казалось, что Октябрьская революция 1917 г. провозгласила «зарю новых времен», и те группировки левых, которые принимали ее не полностью, явно «шли не в ногу с Историей». Именно так в марте 1922 г. возникла Коммунистическая партия Бразилии [100] , большинство основателей которой вышли из анархистского движения. Подобное происхождение стало исключением в Латинской Америке, где возникновение практически всех коммунистических партий стало результатом раскола соцпартий. На протяжении почти всей своей истории БКП находилась на нелегальном положении. До 1930 г. членами партии были преимущественно рабочие, число которых никогда не превышало тысячи человек. Партия подчинялась стратегическим установкам находившегося в Москве III Интернационала, который обосновывал для колониальных и полуколониальных стран необходимость осуществления буржуазно-демократической революции как предварительного этапа революции социалистической.
3.6. Политический процесс в 1920-е гг
После Первой мировой войны присутствие городского среднего класса на политической арене стало более зримым. В целом этот социальный слой стремился поддерживать тех лидеров и те движения, которые подняли бы знамя подлинного либерализма, способного реализовать на практике конституционные нормы и законы, трансформировав олигархическую республику в либеральную. Это означало, в числе прочего, необходимость чистых выборов и утверждение принципа уважения прав личности. В кругах городского среднего класса велись разговоры о социальной реформе, но главные надежды возлагались на просвещение народа, тайное голосование, создание электоральной юстиции [101] .
Явственным показателем растущего политического участия городского населения стали выборы 1919 г. В них принял участие потерпевший поражение на выборах 1910 и 1914 гг. Руй Барбоза, олицетворявший протестные настроения; ему противостоял Эпитасиу Пессоа. Даже не имея в своем активе какого-либо особого электорального ресурса, Руй Барбоза получил около трети голосов и одержал победу в Федеральном округе.
Соглашения и раздоры между олигархиями на президентских выборах приобрели новые очертания. Ярким примером этого стала борьба за то, кто сменит на президентском посту Эпитасиу Пессоа. В начале 1921 г. кандидатом от альянса паулистов и «минейрус» был выдвинут губернатор штата Минас-Жерайс Артур Бернардис. Против этой кандидатуры возражал штат Риу-Гранди-ду-Сул, губернатор которого Боржис ди Медейрус обличал этот политический сговор как способ обеспечить повышение стоимости кофе в тот момент, когда страна нуждалась в сбалансированной финансовой системе. Кроме того, «гаушус» опасались и пересмотра конституции (осуществленного, впрочем, Бернардисом в 1926 г.), который ограничивал автономию штатов. К Риу-Гранди-ду-Сул присоединились и другие штаты; они образовали альянс под названием «Республиканский ответ» («Reação Republicana») и выдвинули от него в качестве оппозиционного кандидата Нилу Песанью — политика из штата Рио-де-Жанейро, происходившего из бедных слоев и выступавшего в защиту наследия и личности президента Флориану Пейшоту [102] .
Именно в ходе президентской кампании проявилось недовольство военных. В армейских кругах получило распространение мнение о том, что Бернардис был настроен против военных. Эти настроения усилились после публикации в октябре 1921 г. в издававшейся в Рио-де-Жанейро газете «Коррейю да Манья» («Correio da Manhã») некоего письма. На самом деле речь шла о письмах (так как их было два), которые были посланы Бернардисом одному политическому деятелю из штата Минас-Жерайс и в которых содержались грубые оскорбления в адрес военных. Фальшивые письма подлили масла в огонь. Цель организаторов данной акции — еще больше настроить армию против кандидатуры Бернардиса — уже была достигнута, когда незадолго до выборов, назначенных на 1 марта 1922 г., оба фальсификатора признали свое авторство этих «документов».
Ситуация еще более осложнилась к июлю 1922 г., когда Бернардис уже был избран президентом, но еще не вступил в должность (это произошло только 15 ноября). Военный клуб выступил с протестом против использования правительством войск для вмешательства в политические перипетии в штате Пернамбуку. Ответом стало закрытие Военного клуба, причем правительство обосновало свои действия законом, направленным против враждебных обществу ассоциаций.
Все эти события ускорили всплеск движения тенентистов, названного так потому, что его основными участниками были представители среднего офицерского корпуса — в первую очередь, лейтенанты [103] , а также капитаны.